Вернисаж, 29 января -10 февраля 2002 ЦДХ.
Я стремлюсь к гармонии
Олег Нефедкин в 1982 году окончил МГХИ имени В.И.Сурикова. С 1988 по 1992 год учился в творческих мастерских Академии художеств под руководством О.Верейского и А.Грицая. Член Союза художников ССС. С 1988 года активно участвовать в выставках за рубежом — в США Нидерландах Германии. Работы художника находятся в музеях Саввино-Сторожевского монастыря в Звенигороде, Спасо-Преображенского монастыря на острове Валаам, в частных коллекциях в США, Англии, Германии Испании Нидерландах, Японии, Турции и России.
Олег Нефедкин давно не показывал своих работ широкой публике, И вот в ЦДХ вы сможете увидеть творческий отчет мастера за период «молчания». Наш разговор с художником начался с вопроса о концепции выставки.
— Это ретроспективная выставка, Дело в том, что я очень долго не выставлялся в России, в течение восьми лет. Появилось много новых работ, и мне интересно посмотреть их рядом с тем, что писал раньше. И узнать мнение и своих друзей-художников, и искусствоведов. Сердце мне подсказывает, что я делаю то, что нужно. Во что это выльется потом, я не знаю. Основа всего, что я делаю, — продолжение традиций нашего национального искусства. Это свет, цвет, чистота восприятия, особая гармония — все, что отличает русское искусство.
Как возникают ваши абстракций? Есть какой-то образ и вы его воплощаете в цвете?
— Прошлым летом я работал на Сенеже, писал натурные этюды. Но через них не возможно передать все особенности ощущений. Вот посмотрите, эта работа называется «Озеро Сенеж». Каждое утро я шел купаться на озеро. Солнце, его блеск и отражение в воде, брызги. На кар- тине изображено ощущение от утреннего купания. А это «В мастерской художника». Я снимал там большую мастерскую, заваленную массой холстов, красок и книг. И вечерами было какое-то особое состояние, когда в помещение вливался летний, теплый свет заходящего солнца. Хотелось его передать, но это невозможно сделать, если писать просто натуру. Надо было передать эти ощущения через себя, через цвет. И не сухо, а эмоционально, как я это воспринимал. Эти работы можно назвать натурными.
Можно сказать, что рамки реалистической живописи стали вас сковывать?
— Не то чтобы сковывать, нет. Но сейчас меня чересчур захватила абстракция, может быть, через нее я снова приду к реализму, но уже со вершенно другим художником. Что будет через год, два или три — мне самому интересно. Я стараюсь идти искренне и бескомпромиссно.
Скажите, композиционно вы выстраиваете ваши картины? Или это действительно спонтанное нанесение красок?
— Трудно сказать. Я работаю сразу со всем холстом одновременно. Начинаю от ощущения больших плоскостей, красок, потом какие-то места усложняю, как я чувствую. Мне нравится такое сочетание экспрессии и чувственности, такая нервная работа.
То есть вы ощущаете гармонию в сочетании ваших чувств и цвета?
— Я создаю гармонию, я рвусь к этой гармонии. Но гармония не всегда просто тишь и гладь. Она бывает бурной, живой, при этом очень органичной. Это как в музыке.
Кто ваши учителя?
— У меня было много учителей. В Академии художеств моим преподавателем был Орест Верейский, и он мне дал много не только как мастер, но и как человек, который нес традицию общения. Я имею в виду традицию духовную. Не знаю, чувствуете ли вы это, когда разговариваете с людьми старшего поколения, старой школы живописи? Они несут в себе большую культуру еще тех учителей, с которыми они общались. И они передают это все через себя. Это очень ценно. Мы часами в мастерской с ним говорили обо всем. Верейский был знаком с теми, кто нес культуру: с большими писателями, поэтами, режиссерами, актерами. Он открытый и глубокий. И эту глубину чувствуешь, когда он рассказывает интересные истории из своей жизни, так сложно и спокойно передает ощущения того времени, что просто получаешь удовольствие, будто смотришь какой-то увлекательный фильм серьезного режиссера. Возникает чувство, что ты общаешься с настоящим искусством.
Почему вы долго не писали?
Да, лет восемь не писал. Я организовывал свое дело. Сейчас у меня несколько багетных мастерских в Москве. Появилось свободное время для творчества, есть возможность уже на другой основе работать как художник. И то, что я прорвался в ином качестве к живописи, может быть, и дает свободу, независимость от мнений, кто и что может подумать о моей живописи. Это важно для искренности. Сейчас я независим и делаю свободно и искренне то, что хочу. Примет это публика, не примет, не знаю, но я ищу свою собственную гармонию, выход в свое пространство.